Мадемуазель немного подождала, а затем едва заметно повторила свой кивок и свое приветствие.

– Так они, мадемуазель, не позволяют вам увидеть Бисмарка? – спросил он.

– Non monsieur [47] .

– Как нехорошо с их стороны! Что вы собираетесь с ним сделать, мисс Брангвен? Мне бы хотелось отослать его на кухню, чтобы его там изжарили.

– Только не это! – воскликнула Винифред.

– Мы собираемся запечатлеть его на бумаге, – сказала Гудрун.

– Да, положите его на бумагу, выпотрошите, расчлените на четыре части и подайте его на блюдечке, – сказал он, намеренно делая вид, что не понимает их.

– Нет! – еще громче воскликнула Винифред, давясь от смеха.

Гудрун, уловив в его голосе шутливые нотки, пристально посмотрела на него и улыбнулась.

Он почувствовала, как по его телу пробежал ток. Они многое сказали друг другу этим взглядом.

– Как вам нравится в Шортландс? – спросил он.

– Очень нравится, – беспечно ответила она.

– Я рад. Вы видели эти цветы?

Он увлек ее за собой. Она послушно последовала за ним. Винифред увязалась за ними, а гувернантка держалась поодаль.

Они остановились перед сальпиглоссисом, на котором распустились мраморные цветки.

– Они просто прекрасны! – воскликнула Гудрун, пристально разглядывая их.

Он не мог понять, почему от ее благоговейного, почти экстатического восхваления цветов задрожала каждая жилка его тела. Девушка наклонялась вперед и прикасалась к колокольчикам своими необычайно чувствительными и нежными подушечками пальцев. Он смотрел на нее и чувствовал умиротворение. Когда она распрямилась, она перевела вдохновленный красотой цветов взгляд на него.

– Что это за цветы? – спросила она.

– По-моему, какие-то петунии, – ответил он. – Но точно не могу сказать.

– Я такие вижу впервые, – сказала она.

Они стояли рядом, и им казалось, что вокруг никого нет, их души общались между собой. Он был влюблен в нее.

Она физически ощущала рядом с собой похожую на жучка гувернантку-француженку, сметливую и наблюдательную. Гудрун взяла Винифред за руку и, сказав, что они идут взглянуть на Бисмарка, направилась прочь.

Джеральд смотрел им вслед и не мог отвести глаз от мягкого, дыщащего умиротворением тела Гудрун, окутанного шелковистым кашемиром. Каким нежным, красивым и податливым, должно быть, было ее тело! Его разум залила радостная волна. Гудрун была всем, чего он только мог желать, она была самой прекрасной! Он хотел только прильнуть к ней, и ничего более. Он жаждал только такого бытия, в котором она была бы рядом и он отдавал бы ей всего себя.

Наряду с этим он остро и отчетливо ощущал аккуратную и хрупкую утонченность француженки. Высокие каблуки, тонкие лодыжки, безукоризненно сидящее черное шелковое платье и красиво уложенные в высокую прическу темные волосы придавали ей сходство с изящным жуком. Какую неприязнь будила в нем законченность и идеальность ее облика! Ему было крайне неприятно смотреть на нее. И в то же время он восхищался ею. В ней не было ни малейшего изъяна.

А вот яркие цвета в одежде Гудрун вызывали у него отторжение – вся семья носила траур, а она разоделась, словно попугай! Вот-вот, самый настоящий попугай! Он наблюдал, с какой неторопливостью отрывала она от земли ноги. Его взгляд скользнул по бледно-желтым лодыжкам, по темно-синему платью. Ему это нравилось. Очень нравилось. Даже в ее одежде чувствовался вызов – она бросала вызов всему миру. И он улыбнулся, как улыбается охотник звукам рога.

Гудрун и Винифред прошли через дом на задний двор, где находились конюшни и хозяйственные постройки. Там было пусто и тихо. Мистер Крич ненадолго уехал прогуляться, а конюх только что привел с прогулки лошадь Джеральда. Девушки подошли к стоящей в углу клетке для кроликов и увидели черно-белого кролика.

– Разве он не красавец! О, смотрите, как он прислушивается! Какой у него глупый вид! – коротко рассмеялась Винифред, а затем добавила: – О, давайте нарисуем, как он прислушивается, ладно? В том, как он слушает, вся его суть – правда, Бисмарк, лапочка моя?

– Может, вынем его? – предложила Гудрун.

– Он очень сильный. Он ужасающе силен.

Девочка посмотрела на Гудрун, склонив голову на бок с необычайно расчетливым сомнением.

– Но давай все же попытаемся.

– Хорошо, почему бы и нет. Но он очень сильно брыкается.

Они взяли ключ и подошли к дверце. Кролик бешено забегал по клетке.

– Иногда он может очень сильно исцарапать, – возбужденно воскликнула Винифред. – О, только взгляните на него, какой он великолепный!

Кролик судорожно носился кругами.

– Бисмарк! – воскликнула девочка с еще большим волнением. – Ты ужасно себя ведешь! Ну ты чудовище!

Винифред взглянула на Гудрун и в ее взволнованный голос закрались опасливые нотки. Сардоническая улыбка тронула губы Гудрун. Винифред издала какое-то странное возбужденное воркование.

– Ой, он замер! – воскликнула она, увидев, что кролик уселся в самом дальнем углу клетки. – Нужно вынимать его прямо сейчас, – возбужденно прошептала она, не сводя глаз с Гудрун, затаив дыхание и бочком подходя ближе и ближе.

«Вынимайте же его!» – злобно хихикнула она про себя.

Они открыли клетку. Резким движением Гудрун просунула руку и ухватила скорчившегося, замершего на месте здоровенного кролика за длинные уши. Он уперся в пол всеми четырьмя лапами и дернулся назад. Она подтащила его к дверце, раздался скрежет и в следующее мгновение он уже бешено извивался в воздухе, брыкаясь всем телом, точно сжатая и с силой разжимавшаяся пружина.

Гудрун отвернула лицо в сторону и старалась держать этот беснующийся черно-белый комок на максимально возможном расстоянии от себя. Но кролик был на удивление сильным, и только так ей удалось не выпустить его из рук. Она почти лишилась своего хладнокровия.

– Бисмарк, Бисмарк, как ужасно ты себя ведешь! – испуганно воскликнула Винифред. – Да отпустите же его, он просто чудовище.

Буря, которая вдруг ожила в руке Гудрун, ошеломила ее. Но затем кровь вновь прилила к ее щекам и страшная ярость захлестнула ее рассудок. Ее била дрожь, подобная той, что сотрясает стены дома во время урагана, она совершенно вышла из себя. Она едва не задохнулась от гнева при виде этой бессмысленной и по-животному глупой борьбы; зверь сильно расцарапал своими когтями ее запястья, и на нее нахлынуло желание причинить ему сильную боль.

Когда она попыталась зажать ходящего ходуном кролика подмышкой, появился Джеральд. Он моментально разглядел в ней мрачное желание не щадить животное.

– Нужно было поручить это кому-нибудь из слуг, – воскликнул он, подбегая к ней.

– О, он настоящее чудовище! – едва ли не в панике воскликнула Винифред.

Джеральд протянул нервную, жилистую руку и все так же за уши забрал кролика у Гудрун.

– Он ужасающе силен, – раздраженно воскликнула она высоким, как у чайки, голосом.

Кролик, зависнув в воздухе, сжался в комок и выбросил задние лапы вперед, выгибаясь дугой. Казалось, в него вселился дьявол.

Гудрун увидела, как напрягся Джеральд и как в его глаза появилась слепая ярость.

– Знаю я этих плутишек… – сказал он.

Длинный беснующийся зверь вновь выбросил вперед лапы, и на мгновение показалось, что он парит в воздухе, словно дракон. Затем он, невероятно сильный, как взрывная волна, опять сжался. Мужчина, напрягая все силы в противоборстве животному, резко отклонялся то в одну, то в другую сторону. Внезапно его охватила неукротимая ярость, затмив его рассудок. Со стремительностью молнии он откинулся назад и, словно ястреб, свободной рукой схватил кролика за шею. В то же мгновение кролик, почувствовав дыхание смерти, издал адский, чудовищный вопль. Он изогнулся еще раз в последней конвульсии, расцарапав мужчине запястье и разорвав рукав, превратившись в вихрь лап, в котором то и дело мелькал белый живот. Мужчина хорошенько встряхнул кролика, быстро просунул подмышку и прижал локтем. Зверь притих и съежился. На лице мужчины засияла улыбка.